eaa7eba2     

Елин Николай & Кашаев Владимир - Татарник



Николай Елин, Владимир Кашаев
ТАТАРНИК
На дворе стоял сентябрь. Молодой, энергичный, не
подающий надежд писатель Полукарпов сидел в своём родном
учреждении, где он от девяти до пяти работал бухгалтером,
и мучительно думал, о чём бы ему написать новую, тридцать
седьмую по счёту повесть. На эту повесть он делал особую
ставку: он надеялся её опубликовать. Но тема не приходила.
Вместо неё пришёл главбух и устроил очередной разнос.
Полукарпов мысленно послал его в главк и, дождавшись, пока
главбух выйдет из комнаты, снова отдал себя на растерзание
мукам творчества.
Однако никакой мало-мальски приличной компенсации за
эти муки не было. Её не было уже вторую неделю. В голову
лезла всякая дребедень вроде того, что счетовод Ведьман
вчера явилась на службу в кримпленовых нарукавниках, а
экономиста Скушина укусила его собственная собака, когда
он пытался научить её курить, и теперь врачи запретили
курить самому Скушину, пока они не выяснят, не замешано ли
тут бешенство. Все это было мелко и темой повести
послужить не могло.
Полукарпов поглядел в окно и вздохнул. Разве могла
хорошая, большая тема родиться в этом унылом кабинете, где
всё, на что ни посмотришь, навевает скуку? Нет, настоящие
темы рождаются где-нибудь на природе: в старом парке, в
лесу, в поле. Там всё тебе радует взор: деревья, цветы,
отсутствие начальства... Вот так, говорят, Лев Толстой
однажды гулял по полю, набрёл на цветок татарника,
пристально поглядел на него, и родилась у него идея
"Хаджи-Мурата".
"Это ж надо! Интересно, что в этом цветке такого?.. А
что, если... что, если мне тоже на него поглядеть? Небось
это приятнее, чем смотреть на главбуха или на Ведьман,
хотя бы и в кримпленовых нарукавниках. И наверняка в
тысячу раз полезнее! Уж наверное Лев Толстой знал, на что
глядеть! Пусть даже я "Хаджи-Мурата" не придумаю, пусть
что-нибудь другое! Главное, чтоб было по большому
счету..."
В ближайшую субботу Полукарпов встал на рассвете,
наскоро позавтракал, рассовал по карманам три записные
книжки и четыре запасных стержня для шариковой авторучки и
с первой электричкой отправился за город. Выйдя на
каком-то малолюдном полустанке, он долго бродил по
окрестным полям, отыскивая татарник, и наконец уже к обеду
нашёл его в придорожной канаве. Это был ничем не
примечательный красноватый цветок, невзрачный и колючий.
Писатель сел на край канавы, не торопясь перекусил, потом
поднялся, вытер губы и, нащупав в кармане записную книжку,
задумчиво уставился на татарник.
Сначала в голову не приходило ничего путного, мысли
разбредались. Полукарпов, как мог, собирал их. Но потом
дело пошло лучше. Ему наконец удалось сосредоточиться.
"Вот, цветок, - думал он. - Сухой, некрасивый... На
кого он похож? Пожалуй... Пожалуй, на нашего главбуха. Тот
тоже цепляется, как репей... В понедельник мне опять
нагоняй даст за то, что я отчёт не закончил. Он велел к
прошлой среде..."
Настроение у Полукарпова испортилось.
"А может, того... сделать ему отчёт к понедельнику? Всё
равно ведь житья не даст... В душу лезть будет, выговором
грозить..."
Он тяжело вздохнул, спрятал записную книжку и поехал
домой заканчивать отчёт...
Неделя пролетела незаметно.
В следующую субботу, едва взошло солнце, Полукарпов уже
был на знакомом месте и пристально вглядывался в слегка
пожелтевший цветок. Чтобы подстегнуть воображение, он
несколько раз с разными интонациями повторил знаменитые
слова Льва Толстого о татарнике: "Какая, однако, энергия и
сила жизни..."
Нак



Содержание раздела